Да, сегодня утром я могла сказать что засыпала с ликером и кузьминым вобнимку, и если хотябы пара людей поймут что это такое, о как же я буду рада. Вчера думала что из книжек отвезти мальчику, который служит в этом пп, в кремле, не решилась брать стхи, потому что не смогла бы объяснить, наверное, что это и почему это так круто, и я не говорю ни разу что большинство какие-то не такие, глупыет там или что такое, просто поговорить об этом не с кем, это какой-то новый уровень восприятия, и хорошо, по мне, что хочу это читать, когда я смогу писать такое, я буду невозможна, это, кажется, стоит многого.
читать дальше
Позвонила мама. Сказала, что забрала в редакции журналы с моими публикациями. Сказала, что купила десять штук, и еще два ей дали. Что оставит себе четыре, а остальные пошлет мне. Сказала, что стихи мои прочитала. А потом как начала рыдать, да так горько, так громко, как ребенок. Просила прощения за то, что произвела меня на свет, сюда вот, в этот мир, который ей самой не очень-то нравился. За то, что хотела, чтобы у меня все было хорошо, но одного ее желания оказалось мало. А я ревела и говорила, мам, да ты что, ну ты чего, мам, у меня всё хорошо, это просто волшебная сила искусства. Вот так вот. Вот и поговорили. Я пишу, а мама плачет. Пиздец. Родишь ребенка, а он поэт. Ты его кормишь грудью, на руках носишь в туалет, когда у него жар, тратишь на него все деньги и всё свободное время. Мечтаешь, что будет у него школа с золотой медалью, работа интересная, красивый автомобиль, веселая свадьба, трое детишек и собака. А он, сука, вырастает поэтом, и всё у него плохо. И он пьет горькую и пишет грустные стихи, а тебе уже шестьдесят, и ты уже отдал ему всё, что у тебя было, и больше у тебя ничего нет. А он пишет и пишет, сука, а ты читаешь и плачешь.
(с)
Анна Ривелотэ