Это.
Я знаю, — сказала Анечка, —
это когда гражданин ложится на женщину.
— А ведь и правда, — восхитилась Нюра, —
такая маленькая, а уже всё понимает.
— Правда, — сказала Анечка, —
это такая газета. Правда бывает разная:
ленинградская, комсомольская, Правда Востока — Дер Эмес.
После этого, — сказала Анечка, —
гражданин не должен поворачиваться спиной к женщине
и читать газету. Сначала он должен ласково потрепать её по плечу
и только после этого осторожно пройти в уборную и уже там
начитаться.
— Ну знаешь, — возмутилась Нюра, —
это всё враки, если не хуже.
— Враки, — сказала Анечка, —
это враньё, т.е. ложь. Ложь бывает всегда одна.
Она лежит в средиземной луже
и смотрит, как всплывают со дна
последние пузыри утопленников.
— Это не лужа, — обиделась Нюра, — а ложе.
— Это больше похоже на ложу, — сказала Анечка, —
небольшого и немалого театра.
Она разлеглась будто в кресле, опёрлась на барьер
и смотрит, как разлагаются утопленники.
Ещё тёпленькие. Они разлагаются века́ми, получается нефть,
А под ве́ками у неё плавают радужные круги.
Другим для этого приходится разлагаться на элементы.
А её окружают враги народа,
опутывают глистовидною лентой,
требуют газетку.
— Ну и что? — вспыхнула Нюра и спустила воду.
— Тебя послушаешь и жить не захочешь, — сказала Нюра
и хлопнула дверью.