девушка, больная воображением
Это письмо посылаю тебе я с троянского брега;
Здесь я упрятан, жена, в хитрый осадный снаряд.
Что до того, что криво пишу и строка заблудилась, —
Это я локтем сейчас Демофоонта задел;
И не пугайся, если чернила смешаны с кровью:
То расцарапана в кровь ляжка его, не моя.
Вот, как видишь, в большом (что Эпей содеял искусный,
Досками стенки обшив) я заключаюсь коне.
Крепких телами мужей сюда отобрали ахейцы —
Боги! о если б у них были помягче тела!
Истинно так, не иначе, томятся сардинские рыбы,
Что чешуя к чешуе в тесном сосуде лежат.
Горе мне! Ноздри щекочет султан на шлеме Фоанта,
Да и Фессандров колчан больно впивается в бок.
Вот уж, раскачивая, троянцы вкатили нас в город
(Знаешь сама ты, что я качки не переношу!);
Копья бросают в коня, чтобы тайну утробы разведать, —
Ох, эти копья, боюсь, скоро порвут мне штаны.
О Пенелопа, прощай! Если вдруг провиденье благое
Жизнь сохранит мне, ходить впредь обещаю пешком.
Рональд Нокс - священник, богослов, писатель, и просто котик.
Здесь я упрятан, жена, в хитрый осадный снаряд.
Что до того, что криво пишу и строка заблудилась, —
Это я локтем сейчас Демофоонта задел;
И не пугайся, если чернила смешаны с кровью:
То расцарапана в кровь ляжка его, не моя.
Вот, как видишь, в большом (что Эпей содеял искусный,
Досками стенки обшив) я заключаюсь коне.
Крепких телами мужей сюда отобрали ахейцы —
Боги! о если б у них были помягче тела!
Истинно так, не иначе, томятся сардинские рыбы,
Что чешуя к чешуе в тесном сосуде лежат.
Горе мне! Ноздри щекочет султан на шлеме Фоанта,
Да и Фессандров колчан больно впивается в бок.
Вот уж, раскачивая, троянцы вкатили нас в город
(Знаешь сама ты, что я качки не переношу!);
Копья бросают в коня, чтобы тайну утробы разведать, —
Ох, эти копья, боюсь, скоро порвут мне штаны.
О Пенелопа, прощай! Если вдруг провиденье благое
Жизнь сохранит мне, ходить впредь обещаю пешком.
Рональд Нокс - священник, богослов, писатель, и просто котик.