Дана Сидерос

[Княгиня трамвая]

На дневниках -  lllytnik

"Луковый суп"

Выходит конферансье,
говорит невнятно и длинно.
Если вкратце:
сегодня у нас — малыш чиполлино,
но прежде чем мы его нашинкуем
и будем есть,
он прочтёт нам сцену-другую
из собственных пьес.
Выходит некрупный лук,
невзрачный, слегка нелепый,
смотрит в гудящую тьму,
сощурившись слепо,
в неловком поклоне сгибается до земли.
Срывает с себя
коричневый хрусткий лист.

А следом второй,
и третий,
яростными рывками,
многим хочется отвернуться
или там бросить камень:
что угодно, только чтобы он
перестал.
На нём остаются два
золотых листа —
последняя тонкая, бесполезная кожа.
Он делает паузу, с треском
срывает и эти тоже.
Стоит обнаженный, бледный,
как больной или пленный.
В электрическом свете,
в шелухе по колено.

И вот тут уже все ревут,
растирая по лицам слёзы.
Даже снобы бобы, капризные вишни,
надменные розы.
Испуганные картошки
закрывают детям глаза.
Томатов тошнит, огурцы покидают зал.
Хозяин зала,
почтенный старый редис,
мрачно курит в закрытой ложе
и смотрит вниз:
испортил вечер, писака,
вечно с ними вот этот разврат.
Всё,
никаких больше луковиц —
только клубничка
и виноград.

@темы: чужое, стихоплевания

Comments

[Княгиня трамвая]

Сентябрь

Утром мать и отец
идут в детский сад.

Как раз поспел урожай — на ветвях висят
тяжелые пухлые дети с розовыми боками,
в рубашках из свежих листьев,
с крепкими черенками,
нежные, полупрозрачные — косточки видно насквозь,
бери и срывай, коли нашел своего.

Мать говорит,
иные берут по пять,
нашего снова нет, сколько можно ждать?
Я бы его любила,
кормила, купала, ласкала.
Поищи нам, отец, кого-нибудь среди палых.

Паданцы прячутся у корней, пугливые, как зверьки,
у них помяты бока, поломаны черенки,
их собирают в корзины и выставляют на вход,
вдруг кто-нибудь возьмёт.

Хмурый отец садится возле корзин,
думает: хоть бы сын...

Мать и отец возвращаются шумной улицей.
Он то хохочет, то вдруг начинает хмуриться.
Осеннее солнце гладит бурые крыши.
У неё в подоле шевелится, хнычет, дышит
и пахнет яблоками.

* * *

Смотри, говорю,
роем ямку, в неё — обёртку или фольгу,
сверху перо, монету, мелкое что-то.
Или бусинку — все шкатулки ими забиты,
или камушек подбери здесь, на берегу.
Накрываешь стеклом, присыпаешь его песком,
чтобы выглядело, как будто его здесь нет.
Получился секрет, поняла?
Наш с тобой секрет.
Помни, где он зарыт,
но не делись ни с кем.

Хмурится.
Водит пальцем по грязной коленке.
"Не понимаю, папа, зачем всё это?"
Вечно с ней вот так.
И попробуй не дать ответа.
Вспоминаю что-то, говорю:
понимаешь, Ленка,
фантики умирают, когда их снимают с конфет
мы должны их похоронить.
Если сделать всё, как положено, то они
превращаются в мотыльков и летят на свет.

Она кивает, идет собирать ракушки и камни.
Её устроил ответ.