девушка, больная воображением
А поймет ли он с какой интонацией я пишу - вдруг я тяну гласные, или не тяну, вдруг я улыбаюсь - а этого не понять без скобок, расстояния - такая печаль. Но любить никогда не видя хорошо.
Моя москва кормит меня сама - только сошла с поезда и сразу трамвай, а потом кофе и странная овсянка с вкраплениями укропа - зайчик, я до сих пор её помню, поездка за маком( о да, он работает, и до него тоже ходят трамваи, и там два кота, и вид с балкона на такую сказочную, золотисто-туманную, закатную москву), потом болото, где Столько Перкрасных Мальчиков, которые умудряются прекрасно пыриться даже стоя рядом с тобой в очереди в туалет, там были барабаны, под которые мы живописно потрясли волосьями, а потом внезапно настал новый день и мы поехали пьянствовать - кроме как с Лешей, я, кажется, ни с кем так не напивалась пивом, ну и "вино потом было лишним", да. Зато балкон такой балкон, а цвета окружающей реальности с утра удивляли и радовали - скверик на баррикадной, потом коломенское с ментами, яблоками и какой-то английской травой, Оилплант мой нежно любимый и чтение вслух стихотворений из книжки "День поэзии 1960", миндаль и мармеладные кольца, потом поездка в древнем автобусе в леса, на заднем сиденьи, с ужасно ноющей своей головой и чужой - на коленях, первое удушающее счастье и синева за окнами, маленька желтая лампочка у двери и обманчивость зрения, делающая обшивку салона более древней, чем она была на самом деле.
Пущино - та же ванна и шум воды, который даже успокаивает ноющую голову, фильм "Братья карамазовы" и мультики Ивана Максимова, а ещё короткометражные pg porn, для тех кто в порно любит всё, кроме секса. А ещё бабочка с отломанным крылом, которая билась в окна, сдирание яблок с деревьев, вторые мандарины, кизил, как два года назад на трамвайной станции у строительного колледжа, только мягкий и какой-то даже гранатовый, фокачча с сыром - горячая, только из печки, настоящая пицца для бедных, кофе из кружки с ван Гогом. Прогулка к реке - река с песком внизу и самолетами над, где-то вдалеке парусник под солнцем и рыбаки в резиновых чулках, на том берегу не зубры, но люди с шашлыками, но до всех так далеко и всех так не слышно, что любование раскрытыми ракушками могло продолжаться вечность. Но на горе мое и что-то на лице написанно(не в первый раз кажется), меня нашла единственная на пляже старуха, всё ещё живая и почти здравствующая сотрудница какого-то там института мск которая занимается физиологией, и больше часа я вежливо слушала её рассказы - меня слепило солнце, меня намочили волны от катера, туфли до сих пор в песке, но я дослушала её почти до конца, а потом меня спасла её когда-то студентка, тоже глубоко седая баряшня. Путь через пустое поле до церкви и дальше в город - страшная пытка, ноги деревянеют, каждый шорох внушает панический страх, и цветочки, которые замечались по пути туда, уже сливаются в один ровный гул в ушах - дойти, дойти, дойти. Почему так страшно?
Поезд в москву был полон хакассов, они, кажется, грызли мне кисть по ночам, она ныла и болела, я читала книгу, вторую, третью, проникалась ненавистью и отвращением к словосочетанию "народный поэт", пила вкусный удмуртский кефир и разговаривала с крысой, в последний день заимела знакомство с дядечкой из польши, преподавателем литературы, фотографом и просто интересным человеком; за день до этого спала сутки под непрекращающийся концерт моцарта, который ближе к ночи только сменился песнями из детских мультфильмов.
Собираю каштаны и желуди, из желудей можно варить кофе и кидаться, совать за шиворот(пол интститута помечены вчерашними боями, "здесь шли мы"), фотографирую фотографии, вот-вот пойду покупать билет в обратно, собираю кирпичи с берегов разных морей; вот-вот зазолотеют листья, семья так же отвратительная своей манерой общаться - манера построения предложений мне напоминает какую-нибудь речь из урока для школьниках о любви к Партии и Ленину, и ты, Брут, и твой мозг съеден, сестра.
Моя москва кормит меня сама - только сошла с поезда и сразу трамвай, а потом кофе и странная овсянка с вкраплениями укропа - зайчик, я до сих пор её помню, поездка за маком( о да, он работает, и до него тоже ходят трамваи, и там два кота, и вид с балкона на такую сказочную, золотисто-туманную, закатную москву), потом болото, где Столько Перкрасных Мальчиков, которые умудряются прекрасно пыриться даже стоя рядом с тобой в очереди в туалет, там были барабаны, под которые мы живописно потрясли волосьями, а потом внезапно настал новый день и мы поехали пьянствовать - кроме как с Лешей, я, кажется, ни с кем так не напивалась пивом, ну и "вино потом было лишним", да. Зато балкон такой балкон, а цвета окружающей реальности с утра удивляли и радовали - скверик на баррикадной, потом коломенское с ментами, яблоками и какой-то английской травой, Оилплант мой нежно любимый и чтение вслух стихотворений из книжки "День поэзии 1960", миндаль и мармеладные кольца, потом поездка в древнем автобусе в леса, на заднем сиденьи, с ужасно ноющей своей головой и чужой - на коленях, первое удушающее счастье и синева за окнами, маленька желтая лампочка у двери и обманчивость зрения, делающая обшивку салона более древней, чем она была на самом деле.
Пущино - та же ванна и шум воды, который даже успокаивает ноющую голову, фильм "Братья карамазовы" и мультики Ивана Максимова, а ещё короткометражные pg porn, для тех кто в порно любит всё, кроме секса. А ещё бабочка с отломанным крылом, которая билась в окна, сдирание яблок с деревьев, вторые мандарины, кизил, как два года назад на трамвайной станции у строительного колледжа, только мягкий и какой-то даже гранатовый, фокачча с сыром - горячая, только из печки, настоящая пицца для бедных, кофе из кружки с ван Гогом. Прогулка к реке - река с песком внизу и самолетами над, где-то вдалеке парусник под солнцем и рыбаки в резиновых чулках, на том берегу не зубры, но люди с шашлыками, но до всех так далеко и всех так не слышно, что любование раскрытыми ракушками могло продолжаться вечность. Но на горе мое и что-то на лице написанно(не в первый раз кажется), меня нашла единственная на пляже старуха, всё ещё живая и почти здравствующая сотрудница какого-то там института мск которая занимается физиологией, и больше часа я вежливо слушала её рассказы - меня слепило солнце, меня намочили волны от катера, туфли до сих пор в песке, но я дослушала её почти до конца, а потом меня спасла её когда-то студентка, тоже глубоко седая баряшня. Путь через пустое поле до церкви и дальше в город - страшная пытка, ноги деревянеют, каждый шорох внушает панический страх, и цветочки, которые замечались по пути туда, уже сливаются в один ровный гул в ушах - дойти, дойти, дойти. Почему так страшно?
Поезд в москву был полон хакассов, они, кажется, грызли мне кисть по ночам, она ныла и болела, я читала книгу, вторую, третью, проникалась ненавистью и отвращением к словосочетанию "народный поэт", пила вкусный удмуртский кефир и разговаривала с крысой, в последний день заимела знакомство с дядечкой из польши, преподавателем литературы, фотографом и просто интересным человеком; за день до этого спала сутки под непрекращающийся концерт моцарта, который ближе к ночи только сменился песнями из детских мультфильмов.
Собираю каштаны и желуди, из желудей можно варить кофе и кидаться, совать за шиворот(пол интститута помечены вчерашними боями, "здесь шли мы"), фотографирую фотографии, вот-вот пойду покупать билет в обратно, собираю кирпичи с берегов разных морей; вот-вот зазолотеют листья, семья так же отвратительная своей манерой общаться - манера построения предложений мне напоминает какую-нибудь речь из урока для школьниках о любви к Партии и Ленину, и ты, Брут, и твой мозг съеден, сестра.